Интерлюдия третья

СМЕРТНЫЕ

Был мир, и были боги – хранители мира, существа, наделенные бессмертием, великой силой и предвечной мудростью. Но без людей мир и боги являли бы собой нечто бессмысленное и ненужное; людей, несомненно, полагалось рассматривать как важнейшую часть Мироздания, хоть они не обладали ни бессмертием, ни особой силой или мудростью. Зато их было много, и, умирая, они оставляли подобных себе, но более молодых, полных новых надежд, новых стремлений и любопытства, так что каждое следующее поколение, обогатившись опытом отцов, делало шаг вперед – крохотный шажок с точки зрения вечности, однако вполне заметный в земных масштабах.

По неведомой причине люди сильно различались меж собой – внешним обликом и цветом кожи, верованиями и обычаями, умениями и искусствами, речью, украшениями и одеждой – и даже целями своими, ибо одни стремились просто жить, другие же не мыслили жизни без познания, без воинских подвигов, без власти, богатства, художеств, странствий и прочих игр, делающих земное существование столь занимательным. Одним играм их обучили боги, до других они додумались сами, но. как бы то ни было, они играли; и каждому партнеру в этой вековечной игре присваивался определенный титул и назначалась некая роль. Кто был владыкой, кто – жрецом или воином, ремесленником или торговцем, охотником или мореходом; имелись и не поддающиеся столь однозначному определению, не ведавшие, кто есть владыка и чем охотник отличается от воина и жреца. Этих называли просто: дикари.

Дикари в основном обитали в Риканне, и вид их вызывал в цивилизованных землях изумление. Хотя люди Великих Очагов и прочих эйпоннских Уделов тоже различались меж собой, но многое выглядело в них сходным: все они были довольно смуглыми и темноволосыми, с глазами черного, карего, желтого или янтарного цветов; лица мужчин оставались безбородыми, а тела – без каких-либо признаков шерсти. У потомков Кино Раа зрачки отливали зеленью, кожа казалась посветлей, губы – более полными и яркими, носы – прямыми, изящной формы; во всем же прочем, если не считать дарованного богами долголетия, они не отличались от остальных эйпоннцев.

Но в Риканне, в обширных Землях Восхода, человеческие племена можно было бы уподобить волкам и собакам, койотам и лисам, шакалам и гиенам. У всех них имелось нечто общее, объединявшее их в род человеческий, но лишь слепец не заметил бы различий. Одни из них смуглыми лицами, темными глазами и волосами походили на обитателей западной части мира, у других цвет кожи был черным, как ночное небо без звезд, или белым, подобно снегу, или розовым, оттенка зари, чьи краски пригашены облаками. Эти, со светлой кожей, казались особенно удивительными, ибо зрачки их отливали голубизной и синью, волосы пламенели огнем или сияли цветами спелых маисовых початков, на теле у них росла шерсть в самых неподходящих местах, а у мужчин рыжие или золотистые лохмы свисали с подбородка и с губ.

Но все-таки они были людьми, хоть ни один из их вождей не обладал ни долголетием, ни божественной кровью – и этот факт, несомненно, перевешивал все различия в облике и цвете кожи. Оримби Мооль, Ветер из Пустоты, не опускался в Восточных Землях, а значит, боги пришли лишь в Страну Заката, наделив обитавших в ней знанием, и чувством прекрасного, и пониманием благородства, и святыми заветами Чилам Баль. Почему так случилось? Ведь боги были бессмертны и сильны, они располагали временем и могли бы одарить Землю Восхода с такой же щедростью, как и эйпоннские Уделы. Но было бы такое деяние мудрым? Не лучше ли дать многое немногим, чтобы сами избранные потрудились, передавая другим народам и племенам божественный дар? Чтобы избранные сделались наставниками и ощутили груз ответственности за судьбы мира?

Возможно, божественный замысел был именно таким, но чтобы исполнить его, избранникам полагалось прийти к согласию. Согласия же не достигнешь за день, за месяц или год; согласие – дитя тысячелетий.

Ибо в самой Эйпонне, через пятнадцать веков после божественного посещения, люди оставались разделенными, и было то деление двояким: во-первых, по языкам и племенам, и во-вторых, по человеческому предназначению, столь разнообразному, что вряд ли воин из Мглистых Лесов смог бы понять человека, плетущего ковры в Одиссаре. Поистине, велика Эйпонна, и много в ней стран, великих и малых, и много наречий, и много дел, коими пристало заниматься людям!

Что же касается великих держав, то их имелось шесть, и первой из них, Арсоланой, правил Сын Солнца сагамор Че Чантар, богатый мудростью и годами. Подданные его были привержены религии, искусны во многих ремеслах, трудолюбивы и не воинственны; отличались они красотой, стройным и гибким телом, черными волосами и черными глазами, а кожу имели золотистого цвета. Страна их лежит большей частью в горах и в долинах между горными хребтами и океанским побережьем; она обильна золотом, серебром и другими металлами, но добывать их из-под каменного щита гор нелегко. Но арсоланцы – искусные мастера; умеют они пробивать тоннели, воздвигать пышные дворцы и города на неприступных скалах, перебрасывать через пропасти мосты, вырубать лестницы от подножий гор до самых вершин. И потому Очаг Арсоланы считается самым богатым, роскошным и изысканным среди всех шести Великих Очагов; богатства же и тайные знания вызывают зависть.

И главным завистником являлся Коатль, Страна Дымящихся Гор, ибо владыку его, Ах-Ширата, снедало честолюбие. Он был еще молод и не достиг столетнего рубежа, почитавшегося среди светлорожценных возрастом зрелости, и у него имелось время, чтоб добиться многого. Народ Ах-Ширата считался воинственным и надменным, изобретательным и предприимчивым; вечно спорили атлийцы с Одиссаром в делах воинской доблести, а с Арсоланой – в тайных искусствах и ремеслах. На вид атлийцы казались людьми угрюмыми, со смуглой кожей, прямыми черными волосами и носом, загнутым крючком, словно клюв коршуна; ростом они уступали одиссарцам, но выглядели жилистыми, крепкими и неутомимыми. Страна их была богата поделочным камнем, нефритом и яшмой, медью и драгоценными металлами, хоть золота и серебра было в ней поменьше, чем в арсоланских горах, и меньше было великолепных городов и дорог, рассекающих скалы Зато атлийцы первыми изобрели взрывчатую смесь и научились делать громовые метатели да наполненные теплым воздухом сферы, которые поднимались к небесам. А из корзин, прицепленных к ним, были видны корабли, везущие сокровища заморских земель в Кейтаб, в Арсолану и в Одиссар – не в Коатль. И такое положение дел Ах-Ширату не нравилось.

Одиссар являлся самым сильным из его соперников, ибо, после смерти сагамора Джеданны, Ахау Юга, правил в нем чак Джиллор – молодой, но уже прославивший имя свое копьем и мечом. Был Джиллор молод для светлорожденного владыки, но, не достигнув еще семидесяти, правил обширнейшей страной, что лежала по обе стороны Бескрайних Вод, и жемчужиной его земель была Серанна, Цветущий Полуостров. В заморских владениях воля Джиллора вершилась братом его, державшим в руках границы Ближней Риканны, а сам Джиллор раздвигал одиссарские рубежи на север и запад, в леса Тайонела и тасситские степи. Его народ, потомки Пяти Племен, занимался земледелием и скотоводством, охотой и морскими промыслами, ремеслами и торговлей и считался хоть и мирным племенем, но не лишенным воинских доблестей. Были одиссарцы длинноногими и широкоплечими, в большинстве высокого роста, с довольно светлой кожей, с узкими лицами и чуть приплюснутыми носами; цвет волос имели темный, но не черный, глаза – карие, взгляд – спокойный и лукавый, ибо стоял за ними Одисс, покровитель всяческих хитростей. Что же до одиссарских земель, то почиталась та страна самой прекрасной во всей Эйпонне, теплой, но не знойной, обильной лесами и лугами, озерами, реками и почвами, где росли маис и хлопок, просо и бобы. Правда, металлов и руд в державе Одисса было немного, но умели одиссарцы обращаться с соками и снадобьями, размягчавшими твердое и упрочнявшими мягкое и делавшими ткань подобной коже, а кожу – подобной бронзе. А еще обучились они приготовлять взрывчатый порошок и лить стволы метателей – как атлийцы; обучились строить суда из прочного дерева – не хуже кейтабских кораблей; обучились ездить на привезенных из Бритайи лошадях – лучше, чем всадники-тасситы; обучились выплавлять сталь и ковать клинки – столь же прочные, как в Тайонеле. И потому Дом Одисса казался многим добычей завидной, но опасной, как белый сокол, готовый защитить свое драгоценное оперение крепким клювом и острыми когтями.